Анна Русс, филфак

                        * * *

Беда, запутавшись в траве,

Брела, шатаясь влево-вправо,

Через овраг. В овраге травы

Горели буквой "W"

 

Опять овраг. Всегда овраг.

По берегу, по оберегу,

В который раз все в ту же реку,

И каждый раз - все тот же рак.

 

И в ноздри, как под хвост вожжой –

Своих паленых пальцев запах.

Бегу на пригоревших лапах,

Привыкла к боли, как к чужой.

 

И псина голубых кровей

Настырно лижет мне лодыжки.

А я - домой без передышки,

Надвинув шапку до бровей.

 

Домой - сквозь мост, через овраг,

По дерну в ледяных заплатках,

С бродячей псиной на запятках,

Домой - в тепло, в родной бардак,

 

Я шла домой. А между тем,

Моя беда брела за мною.

Овраг остался за спиною.

Трава горела буквой "М".

 

 

                        Руки

... У него были самые лучшие руки на свете,

Покрасневшие, грубые, с темной каймой под ногтями,

Как довел он до этого их я не знаю,

А знаю лишь,

Что у него были самые лучшие руки на свете.

Я любила его, как не любят ни люди, ни женщины,

Я любила его, как любят бездомные псины.

Я искала его всю жизнь, я ждала его каждый день,

Когда он наконец приходил, его за руки я кусала

В беспамятстве, помню лишь,

Что у него были самые лучшие руки на свете.

Он ударил меня, как не бьют ни людей, ни женщин,

Он ударил меня, как бьют бездомную псину,

Отшвырнул меня грязным ботинком,

Рук марать не желая.

Ведь у него были самые-самые

Лучшие руки на свете.

 

                        * * *

Мы рядом проснулись - я и она -

Двулики, единороги.

И я говорил о деталях сна -

Она говорила о Боге.

Потом мы пили - я и она -

Живительной влаги потоки.

И я говорил о свойствах вина -

Она говорила о Боге.

Потом мы боролись - она и я -

Сцепивши руки и ноги.

И я источал потоки вранья -

Она говорила о Боге.

Потом мы лежали - к спине спина -

Ничком на пыльной дороге.

Слова растеряв, я был нем как стена -

Она говорила о Боге.

Потом я укрылся в свой дом, а она

Осталась стоять на пороге.

Она твердила: "Твоя вина!"

Но я говорил о Боге.

 

                   * * *

На коленях она на кровати стояла,

Намотав на голову одеяло.

А потом, головой уткнувшись в кровать,

Начинала зубами простыни рвать.

Ей казалось, что ниже пасть невозможно,

Что понятие "честь" - изначально ложно.

Ей казалось, что внутри у нее пустота,

Готовая принять в себя любого скота.

Она маленькое склизкое существо.

У него внутри нет совсем ничего,

Она не требовала, а просила,

Она не умела любить в полсилы,

У нее не вышло остыть за сутки,

У нее было что-то не так в рассудке,

Она не смогла уловить момент,

Когда над ней поставили эксперимент.

Так и жило со всеми и без него

Это маленькое склизкое существо,

Которое когда-то умело летать,

Которое хотело не взять, а отдать.

Друг с другом отверженных сводит дорога,

Все идут, а к чему - объяснить не могут.

И у каждого внутри - его пустота.

Готовая принять в себя любого скота.

 

            Личинка

Дождик с небес,

Тусклая лампочка,

Кто-то полез

В стеклянную баночку,

В стеклянной баночке

Сидит насекомое,

Оно окольцованное,

Но бездомное.

Зря ты полез смотреть на животное -

Оно хоть печальное, но вечно голодное,

Оно тебя съест за милую душу

И будет ждать новую жертву - на ужин.

Дождик с небес,

Тусклая лампочка,

Кто-то полез

В стеклянную баночку,

Кто там полез

В стеклянную баночку?

Кого нынче съест

Кровожадная бабочка?